6 июня в Одессе умерла знаменитый украинский режиссер Кира Муратова. Ей было 83 года. Ее фильмы получали награды на международных фестивалях, а сниматься у нее считали за счастье самые известные актеры: Нина Русланова, Владимир Высоцкий, Владимир Конкин, Виктор Павлов. О ней говорили: «Гениальна», «Честна» и «Бескомпромиссна». Эти слова подтверждают ее высказывания на разные темы, которые мы собрали из многочисленных интервью.
Об искусстве
«Искусство вообще — это радость, отрада и опиум. Оно вообще лакирует все в принципе. Ни одно искусство, мрачное, самое ужасное, не может быть таким мрачным и таким ужасным, как жизнь, как реальность, которую оно отражает. Но отражает или вроде, или почти, или все равно гармонизируя, приукрашивая. Даже самые ужасные и трагические произведения хотя бы своей формой, если они не закончены, дают отраду, удовольствие. А жизнь в таких случаях удовольствие не содержит. Это как опиум, как наркотик…».
О профессии
«Я занималась тем, чем занималась, из любви к своей профессии и получала от этого 
колоссальное удовольствие. Даже в советское время, когда было столько мерзости, преследований, запретов, увольнений, дисквалификаций. Я могла все это бросить. Никто меня не заставлял. Я не была рабой в цепях, не приносила себя в жертву, не была героем, как это считается, не проявляла никакого мужества, просто делала то, что люблю».
О заслугах
«Все мои заслуги в этом плане не оцениваются. Мне дают какую-то пенсию или стипендию как члену Академии искусств, город еще сто долларов дает. У меня обычная пенсия и то, что слегка накопилось за время работы. Я, мой муж, мои внуки – непьющие, некурящие, а так все остальное у нас, как у всех».
О государстве
«А почему я должна думать, что власти мне должны? Я кто такая? Господь Бог или верховный судья, чтобы им говорить, что они должны? Наше государство так много должно многим людям! Пусть они подумают о том, чтобы не убивать никого, чтобы остановить все это – вот и все, что они должны для меня. Больше ничего! В последнее время я вообще затрудняюсь сказать, что же такое государство. Это какое-то количество людей, которые руководят? Вы слишком много мудрости от меня ждете».
О Майдане
«Мне очень нравился Майдан. Там было такое идеалистическое состояние огромных масс людей, главное в нем было прекрасным, потому что мирным и, я бы сказала, идеалистически поэтическим. А потом, как бывает со всякой революцией, обязательно начинаются гильотины или что-нибудь в таком роде. И все сразу становится обычным, человеческим. В данном случае войной».
О русском языке и украинизации
«Я не владею литературным украинским языком, могу объясниться на базаре, но не больше. 
Ко мне и моим фильмам здесь всегда проявляли уважение. Но в какой-то момент началась украинизация кино; мне этот процесс был понятен, иначе и не могла состояться Украина. Да, я лично столкнулась со сложностями и могла бы сейчас высказывать сугубо личные претензии к Украине, но я этих претензий не имею».
О Евросоюзе
«Я вообще затрудняюсь сказать, что такое Евросоюз. Наслышана, но что для этого нужно, кроме преодоления коррупции? Там живет большая часть западных стран, и что от этого такого невероятного возникнет? Почему к этому нужно стремиться, а не к тому, чтобы кончилась война? Чтобы иметь шенгенскую визу или что? Меня это настолько косвенно касается, что я не умею об этом думать».
Об Одессе
«Вы знаете, я же не коренная одесситка, я после ВГИКа приехала в Одессу, и я ее иначе воспринимаю, чем одесситы. Одесситы ее обожают, я — нет. Я к ней спокойна, и даже иногда слишком отрицательно, наверное, отношусь, меня многое раздражает. Раздражает их такая самовлюбленность, самоуверенность, что все из Одессы — самое лучшее. А чего ж они уезжают из Одессы, если они здесь родились и здесь все самое лучшее? Все в мире — одесситы, но грязи своей не видят, недостатков города, архитектуры не видят. Вообще считают: красиво! Глаза, наверное, закрыты, или полузакрыты, или как в тумане. Юмор одесский считаю дежурным, повторяемым без конца, подражают друг другу и повторяют. Короче, я к ней отношусь критично».
О личной жизни
«Я не хожу в гости, если кто-то ко мне приходит, рада, но сама не люблю ходить к другим. Не люблю застолья, тусовки… Конечно, я не стою на столбе*. Есть разные степени отшельничества. Кто-то когда-то жил в пещере… За этим интересно было бы понаблюдать. Но сама я не люблю без особой причины поехать на что-то посмотреть. Отчасти это связано со здоровьем, но не только, у меня просто нет тяги. Я – не очень интересный в этом плане человек».
О счастье
«Для меня абсолютным счастьем было снимать кино. Сейчас – это семейные отношения, потребление чужого искусства, читаю, слушаю. Ну и мало ли, есть еще какие-то умилительные моменты в жизни – например, животные. Я люблю животных и все, с ними связано, меня интересует. Это не принято называть счастьем, но можно и так назвать».
О возрасте
«Замыслов у меня много, но я их отодвигаю. Я недостаточно сильна и здорова физически. Я себя чувствую, как голова профессора Доуэля. Голова работает, организм не сдюжит. Это нормально — когда-то заболевать, стареть, умирать. Я вышла на финишную прямую, понятно? Это у всех бывает, в конце концов. У одних эта прямая длинная, у других короткая, вот и все».
* По аналогии со столпниками. Сто́лпник — христианский святой, избравший особый вид подвига — непрерывную молитву на «столпе» (открытой возвышенной площадке, камне, башне и т. п.).
