Людей, с которыми мы беседуем, объединяет многое: они уже не молоды, на сегодняшний живут в Одессе, активно участвуют в созданном Ольгой Филипповой Всеукраинском союзе активного долголетия «IT-бабушки», а, главное, все они – дети войны, той, Второй мировой, уже давней. И так ничтожно мало осталось непосредственно воевавших в ней ветеранов.
Где же они, дети войны, ныне живущие в городе у моря, встретили Вторую мировую? Что осталось в памяти у моих собеседников из далекого уже их детства, каков их, не воевавших, свой собственный «военный счет»?
«Настроены были очень оптимистично»
Лада Бондарева родилась в 1928 году. Рассказывает, что во Вторую мировую оказалась в Ташкенте.
– Знаете, это уже, в общем, для меня не детство было. Нам пришлось очень быстро взрослеть. Я в Ташкенте, как и мои подруги, на заводе во время войны работала, и девиз «Все для фронта, все для победы!» знаю не по книгам и фильмам, а по собственному опыту. Это был электрокабельный завод, мы изготавливали полевые телефоны, работали очень тяжело, получали хлеб по рабочей карточке. Иногда ночевали на заводе. И, представьте, еще и успевали учиться в техникуме. А когда оставались ночевать на заводе, чтобы не опоздать на смену, то с подругами Шекспира читали. Кстати, и в театр тоже успевали ходить, – вспоминает Лада.
Вероятно, самый сложный вопрос – о том, какие внутренние ощущения остались от того тяжелого периода в жизни Лады. Хотя наша собеседница вовсе не считает их такими.
– Я не знала, что такое бомбежка, а настроены мы были, кстати, очень оптимистично, даже гордились тем, что вносим свой вклад в общую победу. Не было никакой тяжести на душе, ничего подобного не помню. Конечно, было очень непросто, но жизнь – вообще далеко не самая простая вещь. Тут ведь дело в том, как относиться к проблемам и тяготам, даже горю, – считает Лада Бондарева.
Жизнь спас… надзиратель
Совсем иные воспоминания у Михаила Славуцкого. Во время войны он, совсем еще мальчишка, был пригнан в поселение (по сути, гетто) в село Молдавка Николаевской области, чудом остался жив.
– Помню, нас гнали, а по дороге многих расстреливали. И это для меня, совсем пацана, было самым страшным. Но в жизни случается всякое. Мою жизнь спас наш главный надзиратель – румынский комендант. Впрочем, не только мою. Нас гнали на работы, а он шепотом советовал: «Не говорите, что вы евреи. Говорите, что вы переселенцы». Даже других надзирателей, которые часто отличались особой жестокостью, предупреждал: «Эти люди и так страдают, не смейте их бить! На фронт отправлю!» Если бы не он, я бы погиб, да и многие другие, которым довелось остаться жить, – тоже… – рассказывает Михаил.
«О войне вспоминаю с ужасом»
Надежде Гомонюк в сорок первом было 12. Она жила в Николаевской области. Семья была многодетной, шестеро детей. Надежда – из старших.
– Мама в начале войны родила нам еще одного братика. А в сорок третьем она умерла. Забота о младших братьях и сестрах легла на меня и мою сестру. Мы жили на железнодорожной станции, но потом перебрались в глухую деревеньку. Перебивались, как могли – колоски собирали, картошку. О том периоде вспоминаю с ужасом: страшные звуки перестрелок, мы все время прячемся по подвалам. Ну а самое жуткое воспоминание – это как зверски, по сути, у нас на глазах, уничтожили прятавшуюся в нашей глуши еврейскую семью. Мне сейчас уже 90 лет, но я никогда не забуду, как этой несчастной женщине фашисты распороли живот… – с ужасом вспоминает Надежда.
По маминым рассказам
Валентина Колтоменкова родилась в сорок втором году. Жила с мамой в центре Одессы.
– Знаете, и среди оккупантов были добрые люди. Конечно, я могу рассказать только то, что 
мне потом рассказывала мама. А она потом и после войны, и годы спустя, все вспоминала, как уходила на работу, а меня оставляла дома. Я все сидела у окошка, смирненько так, и ждала маму. А неподалеку от нас находилась румынская комендатура. И вот один румын заходил в наш дом, приносил пакеты с продуктами, причем не только нам, но и нашим соседям, где были дети. Даже однажды предупредил, что на близлежащей фабрике (на улице Канатной) скоро будет взрыв и нужно быть к нему готовыми, принять меры безопасности… А вот день освобождения Одессы и День Победы запомнился мне огромным количеством цветов, люди просто дарили их на улицах друг другу. Кто-то даже на наш подоконник положил букет цветов, – рассказывает Валентина.
«Страх остался на всю жизнь»
Александра Ионик тоже родилась в сорок втором. Говорит, что по этой причине мало что помнит из тех времен, но ощущение страха и кошмара войны тоже осталось на всю жизнь.
– На детские впечатления часто налагается и то, что рассказывают родители, особенно если рассказывают часто. Вот так и у меня получилось. Мы жили в Одессе, на Бугаевке. Бомбежки частые. Мы от них в подвал прятались постоянно. Мама рассказывала, что у нас дома был пес, так он, как начиналась бомбежка, быстрее всех в подвале оказывался, тоже очень боялся. Что было самым страшным?.. Это тоже знаю по рассказам мамы: я еще не родилась, а она уже двоих детей похоронила в войну. Когда через Бугаевку вели евреев в гетто, братик с ужасом смотрел на это, и все время прибегал к маме с вопросом: «Мама, я не еврей?!» У него было слабенькое сердце, и вскоре он умер, потом не стало и моей сестрички. А мама все время ходила на кладбище и плакала там.
***
Несколько историй о войне – глазами детей той войны. Война в пересчете на детство или детство в пересчете на войну?.. Все наши герои сейчас живут в другую эпоху. Но какими бы ни были их личные воспоминания, какие бы кадры ни запечатлела их память, их объединяет одно. Это главный вывод, которым они готовы щедро поделиться: жизнь – это огромное счастье и величайший дар Вселенной.
Мария Котова
Фото автора
